ВЗРЫВ В 0,5 АЛКОТОННЫ
«А путь и далёк, и долог, и нельзя повернуть назад...»
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
муз. Пахмутовой, сл. Добронравова
Поезд прямым отрезком уже четвёртые сутки лежал на бесконечно прямой, самой протяжённой железнодорожной магистрали «Владивосток – Москва». На самом деле он, конечно, двигался: вагоны подпрыгивали и раскачивались на стыках рельсов, колёса отстукивали свой ритм, день сменялся ночью, а в вагонах жизнь текла своим чередом. Вообще ехать поездом очень скучно – особенно если это поезд дальнего следования.
А теперь представьте себе транссибирский экспресс «Россия» с экипажем атомной подводной лодки, следующим на межпоходовую подготовку из Большого Камня в Обнинск. С края света к столице через глухомань. Вокруг простиралась необъятная страна, утомлённая бесконечным строительством светлого будущего. Энтузиазм первых пятилеток иссяк, а обещанный поток благ всё никак не попадал на многострадальные головы трудящихся. Пресса и телевидение вели бодрые репортажи с ударных строек коммунизма, о которых поэты и композиторы слагали песни, но из окошек вагонов ничего не было видно, хотя уже с полстраны отмахали с востока на запад. Видели паровозные кладбища («в коммуне остановка»), танковые свалки и штабеля. Пол-тайги заштабелировано. Проезжали узловые станции БАМа, но везде было как-то тихо и сонно, совсем не так, как в репортажах. Надвигался пресловутый застой с катастрофическими последствиями; страна продолжала устало дремать…
Советский человек, сев в поезд, тут же соображает поесть-попить, а заодно завести знакомство и побеседовать по душам. Ну там, выспаться впрок – это само собой, это дело святое: путь дальний, суток двое-трое… А тут – целая неделя! Да и знакомиться не с кем. Экипаж сформирован три года назад и сохранил основной костяк почти без изменений, так что каждый друг друга знал, как облупленного. Сменился только первый призыв матросов, ну, несколько мичманов-залётчиков, да минёр со штурманом. Ну, кутнули в первый день следования, кутнули на всю катушку, ещё раз познакомились поближе.
Дело в том, что зам со старпомом сделали ход конём, заранее расписав офицеров по купе, исходя из научных соображений. Наука та называется «психология отдельных микрогрупп в воинском коллективе». Разумеется, замполит – этот хренов «инженер человеческих душ», вывернул всю науку наизнанку и сделал всё наоборот. Ещё в учебном центре, на заключительном этапе обучения, проводилось психофизическое обследование экипажа, где, в частности, выявлялись эти самые микрогруппы. Чтобы стало совсем понятно – с кем ты хотел бы жить в одной каюте, а с кем бы не хотел. Ну и, естественно, расписали так, как никто не хотел, даже в кошмарном сне. Ответный ход воинского коллектива тоже был вполне предсказуем – напились вьетнамской и корейской водки до немоги. Эта восточная водка была «платой за братскую помощь», как её называли.
Эффект от ответного хода не вписывался ни в какие прогнозы, если не считать головной боли. Непримиримые, кто терпеть друг друга не мог, на время пути примирились, подружились, сплотились и спаялись. В общем, жизнь вполне укладывалась в рамки марксистско-ленинского её понимания как «белковая форма существования материи, способная к самоорганизации».
В купе номер двенадцать обстановка была несколько посложнее. Непримиримых, правда, не было, но было чёрт те что. К двум пультовикам – КГДУ-2 (прибалтийскому еврею) и КГА (белорусу) добавили двух опальных: русского подминка и штурманёнка-полубурята. Пультовики белорус с прибалтийцем знали и терпели друг друга ещё с училища. Подминок (несостоявшийся минёр) был «годком» пультовиков, но на почве многодетности и бесквартирья превратился из командирского фаворита и любимчика в мальчика для битья. Дело в том, что суровое сердце минёра не выдержало слёз и соплей многодетного семейства, и однажды он резанул правду-матку на партсобрании. Квартиры (даже комнатёнки) он, понятно, так и не получил, а вот всевозможными взысканиями обвешали, как новогоднюю ёлку. С должностью – соответственно. А для пущей острастки за три месяца до очередного звания «капитан-лейтенант» вставили в одно место медленно тлеющий фитиль – партийный выговор без занесения. Осуществить такой резкий переход начальству было несложно, поскольку среди прочих достоинств минёр был неисправимым грубияном, бабником и пьяницей. И пока не стал правдоискателем, всё сходило с рук. Теперь он осознал свою ошибку, отдал все деньги жене и отправил семейство в родную Калугу впереди себя самолётом – для страховки. И сидел, таким образом, некогда разудалый минёр тише воды, ниже травы, на все предложения отвечал: «Я – как все» и ни дурной, ни разумной инициативы не проявлял.
Вторым «я как все» был лейтенант: из молодых, да ранний. За свою короткую лейтенантскую жизнь – меньше года – он ухитрился потерять партбилет (выговор), кортик (НСС) и проломить череп хозяину квартиры, где снимал комнату, за то, что тот рылся в его чемодане уже после пропажи кортика (суд офицерской чести). На почве переживаний лейтенант сильно располнел и стал первым «живым центнером» в экипаже. В купе «живой центнер» сидел безынициативным тихоней и на все вопросы отвечал скромно: «Я – как все».
КГДУ был безнадёжно болен смесью прибалтийского превосходства с еврейским мессианством и потому с презрением заявлял, что он тоже «как все». Как не все, или не как все, оставался только один КИП-овец – с ума можно сойти! В первый же вечер, когда поезд набрал скорость, он вытащил две бутылки водки, достаточно обширную закуску и попытался сплотить коллектив. «Как все» приняли приглашение, но двух бутылок для сплочения явно не хватало, а больше никто не выкатил. Так что выпили, закусили и – спать, как порядочные. Весь следующий день ехали, читали и молчали. Вечером КИП-овец не выдержал и предложил вздрогнуть. Молчание. Тогда персонально каждому – три «я как все». Да... Достал последние две бутылки.
– Мужики, еды у меня нет, вчера съели.
Еды больше не оказалось ни у кого.
– Надо у соседей попросить, – посоветовал КГДУ с верхней полки.
– Логично. Кто пойдёт?
Дружное молчание.
– Лейтенант пойдёт, чего здесь думать? – наконец-то заявил минёр.
– Не, мужики, я пас. Я понимаю, что я самый молодой, что с меня причитается, но вы же знаете мою биографию, а я ещё толком никого не знаю… Я потом отработаю, – взмолился лейтенант.
– Минёр, давай!
– Нет. Я просить не умею. Меня сразу пошлют. Я тоже пас.
Опять пришлось всё расхлебывать самому инициатору.
Третий день тоже читали и молчали (как раз в этот день произошёл «монголо-советский инцидент»). Вечером КГДУ проявил инициативу и предложил сходить поужинать в вагон-ресторан. Ну, пошли. У минёра со штурманёнком денег не оказалось, попросили занять. Но жизнь есть жизнь. Пришлось ещё раз доказывать способность к самоорганизации. Составили общий бюджет, распорядок дня, расписали дежурство по купе.
Жить стало легче. Завтрак просыпали, обедали в вагоне-ресторане, ужинали в купе. Дежурному по купе вменялось в обязанности добывать. То есть выскакивать при остановках поезда и закупать еду и спиртное для ужина – в некогда богатой и зажиточной Сибири задача не из лёгких. И вот настал черёд минёру быть добытчиком и кормильцем.
А надо сказать, что минёр – это не должность, а призвание. Минёр – это профессиональный убийца, киллер. Он не должен быть умным, он должен быть решительным и непоколебимым. Наш минёр обладал этими бесценными качествами сполна. Выскочил на каком-то сибирском полустанке вечером в одних комнатных тапочках и тут же вернулся.
– Что, за ботинками? Смотри, поезд скоро тронется, – язвительно бросил сверху управленец-прибалт.
– Нет, зачем. Я уже всё взял, – парировал минер.
– ????? – все удивлённо уставились на кормильца.
– Вот бражка, – и минер с достоинством водрузил на столик видавшую виды авоську. В ней действительно брякали шесть пивных бутылок с некоей мутной жидкостью.
– Покажи, – протянул руку управленец. Он долго вчитывался в этикетку. – И это всё?
– Всё, на больше не хватило.
– Не знаю, как все, а я к этой гадости и не притронусь, – обиженно заявил гордый прибалт.
– А ты? – решительно спросил минер лейтенанта.
– Я как все, – обречённо произнёс лейтенант.
– Ну, не хотите – как хотите. Это не самопал, а государственная. Вон этикетка есть, и пробка закатана.
– Ты читать умеешь? Смотри: кооператив «Зима».
– ???? …я ж хотел, как лучше… да и темно уже было…
– Скажи уж, что лень было из тапочек в ботинки влезать. Протянул дотемна.
– Так… и что с ней делать?
– Делай что хочешь. Я тебе всё сказал, – и на другой бок к стенке.
– Поставь пока, завтра разберёмся. Утро вечера мудренее, – посоветовал КИП-овец.
Встали поздно. Стоял тёплый весенний месяц март, но здесь, в сибирской глубинке, всё это ощущалось только в полдень. Ночью в вагоне топили, а минёр умудрился поставить бутылки с бражкой именно на батарею. Хорошо ещё, что топили не постоянно, а периодически, и лишь это спасло от неминуемого взрыва. Но критическая масса была уже достигнута, мутный алкоголь мощно давил на стенки сосуда согласно закону Паскаля – во все стороны. Это быстро сообразил заступающий «на дежурство» КИП-овец.
– Народ, подъём! Забьём «козлика» перед обедом, я домино принёс.
– Давай. Как играть будем?
– Механики против «люксов».
– А на что?
– На бражку. Кто «козёл», тот и пьёт.
– Может, наоборот?
– Можно и наоборот.
– Я ещё вчера сказал, что эту гадость пить не буду.
– Тогда не проигрывай!
– Или не выигрывай?
– Ладно. Поехали?
– Поехали.
Вагон опять затопили. Успеть бы! Сосчитали «рыбу».
– Ну, минёр, давай, – КИП-овец бережно протянул бутылку и складной ножик с открывашкой (пробка была закатана на совесть). От вздрагивания из мутной глубины бутылки на поверхность побежали упругие струйки пузырьков. Даже минёр заподозрил неладное.
– Мужики, она, кажется, того… и в стакан не нальёшь!
– Минёр! Кто же бражку пьёт стаканами! Бражку давно пьют «с горла», даже лондонские аристократы. Только ты не мямли, открыл – и сразу в рот… Понял?
–Понял, – минёр проникся решительностью и твердостью, как перед магическим словом «Пли!». «Живой центнер» вжался в угол, прибалт-управленец взмыл на верхнюю полку. КИП-овец хладнокровно сидел напротив и подавал команды.
– То-овсь…
– Есть товсь!
– Пли!!!
Минер с ловкостью театральной буфетчицы сковырнул пробку и с обречённостью человека, у которого «горят трубы», решительно сунул бутылку в рот. Всё происходило очень-очень быстро, и борьба длилась с полсекунды. За это время выражение лица минёра сменилось несколько раз: смелость и решительность уступили место недоумению, растерянности, а затем и панике; глаза полезли из орбит.
– Да брось ты её, – не выдержал слабонервный чистоплюй-прибалт.
– Ха-х! – минёр ошалело вырвал бутылку изо рта. Она была пуста! И тут из минера, как из знаменитого огнетушителя-пеногона «Эклер» полезла пена, изо всех щелей и отверстий, она извергалась, шипя; минёра раздирал кашель и вакуумировала икота. Остальные бешено хохотали до слёз, до остановки дыхания.
– Ой, не могу!!!
– Минёр!.. я… умру со смеху… вперёд тебя! Не… переживай!..
Немного успокоились, отдышались.
– Минер, ты только что выдержал взрыв в одну алкотонну, – подытожил КИП-овец, приходя в себя.
– Не, в ноль-пять, – заскромничал минёр. - А с остальными что делать?
– Я думаю, – рассудил КИП-овец, – самоуничтожением заниматься не надо. Мы ещё нужны Родине. А что, попробуем спугнуть вековую глушь и патриархальную тишь? Подводники-тихоокеанцы едут, как-никак…
Повозились и открыли окошко купе – у КИП-овца нашлись маленькие, но мощные пассатижи.
– Расчёт! К бою!
– Жаль, артиллеристов среди нас нет…
– Фигня, справимся. Готовы? Огонь!
Бабах!!! – раздалось в перестуке колёс.
– Откат нормальный!
Бабах!!! И так пять раз – от всей души по таёжной по глуши…
Забава удалась на славу. И, как ни странно, окончательно сплотила обитателей купе номер двенадцать вопреки всякой научной логике. Героем же дня стал, разумеется, минёр.
* из неизданного сборника "Не потонем!"
Эффект от ответного хода не вписывался ни в какие прогнозы, если не считать головной боли. Непримиримые, кто терпеть друг друга не мог, на время пути примирились, подружились, сплотились и спаялись. В общем, жизнь вполне укладывалась в рамки марксистско-ленинского её понимания как «белковая форма существования материи, способная к самоорганизации».
В купе номер двенадцать обстановка была несколько посложнее. Непримиримых, правда, не было, но было чёрт те что. К двум пультовикам – КГДУ-2 (прибалтийскому еврею) и КГА (белорусу) добавили двух опальных: русского подминка и штурманёнка-полубурята. Пультовики белорус с прибалтийцем знали и терпели друг друга ещё с училища. Подминок (несостоявшийся минёр) был «годком» пультовиков, но на почве многодетности и бесквартирья превратился из командирского фаворита и любимчика в мальчика для битья. Дело в том, что суровое сердце минёра не выдержало слёз и соплей многодетного семейства, и однажды он резанул правду-матку на партсобрании. Квартиры (даже комнатёнки) он, понятно, так и не получил, а вот всевозможными взысканиями обвешали, как новогоднюю ёлку. С должностью – соответственно. А для пущей острастки за три месяца до очередного звания «капитан-лейтенант» вставили в одно место медленно тлеющий фитиль – партийный выговор без занесения. Осуществить такой резкий переход начальству было несложно, поскольку среди прочих достоинств минёр был неисправимым грубияном, бабником и пьяницей. И пока не стал правдоискателем, всё сходило с рук. Теперь он осознал свою ошибку, отдал все деньги жене и отправил семейство в родную Калугу впереди себя самолётом – для страховки. И сидел, таким образом, некогда разудалый минёр тише воды, ниже травы, на все предложения отвечал: «Я – как все» и ни дурной, ни разумной инициативы не проявлял.
Вторым «я как все» был лейтенант: из молодых, да ранний. За свою короткую лейтенантскую жизнь – меньше года – он ухитрился потерять партбилет (выговор), кортик (НСС) и проломить череп хозяину квартиры, где снимал комнату, за то, что тот рылся в его чемодане уже после пропажи кортика (суд офицерской чести). На почве переживаний лейтенант сильно располнел и стал первым «живым центнером» в экипаже. В купе «живой центнер» сидел безынициативным тихоней и на все вопросы отвечал скромно: «Я – как все».
КГДУ был безнадёжно болен смесью прибалтийского превосходства с еврейским мессианством и потому с презрением заявлял, что он тоже «как все». Как не все, или не как все, оставался только один КИП-овец – с ума можно сойти! В первый же вечер, когда поезд набрал скорость, он вытащил две бутылки водки, достаточно обширную закуску и попытался сплотить коллектив. «Как все» приняли приглашение, но двух бутылок для сплочения явно не хватало, а больше никто не выкатил. Так что выпили, закусили и – спать, как порядочные. Весь следующий день ехали, читали и молчали. Вечером КИП-овец не выдержал и предложил вздрогнуть. Молчание. Тогда персонально каждому – три «я как все». Да... Достал последние две бутылки.
– Мужики, еды у меня нет, вчера съели.
Еды больше не оказалось ни у кого.
– Надо у соседей попросить, – посоветовал КГДУ с верхней полки.
– Логично. Кто пойдёт?
Дружное молчание.
– Лейтенант пойдёт, чего здесь думать? – наконец-то заявил минёр.
– Не, мужики, я пас. Я понимаю, что я самый молодой, что с меня причитается, но вы же знаете мою биографию, а я ещё толком никого не знаю… Я потом отработаю, – взмолился лейтенант.
– Минёр, давай!
– Нет. Я просить не умею. Меня сразу пошлют. Я тоже пас.
Опять пришлось всё расхлебывать самому инициатору.
Третий день тоже читали и молчали (как раз в этот день произошёл «монголо-советский инцидент»). Вечером КГДУ проявил инициативу и предложил сходить поужинать в вагон-ресторан. Ну, пошли. У минёра со штурманёнком денег не оказалось, попросили занять. Но жизнь есть жизнь. Пришлось ещё раз доказывать способность к самоорганизации. Составили общий бюджет, распорядок дня, расписали дежурство по купе.
Жить стало легче. Завтрак просыпали, обедали в вагоне-ресторане, ужинали в купе. Дежурному по купе вменялось в обязанности добывать. То есть выскакивать при остановках поезда и закупать еду и спиртное для ужина – в некогда богатой и зажиточной Сибири задача не из лёгких. И вот настал черёд минёру быть добытчиком и кормильцем.
А надо сказать, что минёр – это не должность, а призвание. Минёр – это профессиональный убийца, киллер. Он не должен быть умным, он должен быть решительным и непоколебимым. Наш минёр обладал этими бесценными качествами сполна. Выскочил на каком-то сибирском полустанке вечером в одних комнатных тапочках и тут же вернулся.
– Что, за ботинками? Смотри, поезд скоро тронется, – язвительно бросил сверху управленец-прибалт.
– Нет, зачем. Я уже всё взял, – парировал минер.
– ????? – все удивлённо уставились на кормильца.
– Вот бражка, – и минер с достоинством водрузил на столик видавшую виды авоську. В ней действительно брякали шесть пивных бутылок с некоей мутной жидкостью.
– Покажи, – протянул руку управленец. Он долго вчитывался в этикетку. – И это всё?
– Всё, на больше не хватило.
– Не знаю, как все, а я к этой гадости и не притронусь, – обиженно заявил гордый прибалт.
– А ты? – решительно спросил минер лейтенанта.
– Я как все, – обречённо произнёс лейтенант.
– Ну, не хотите – как хотите. Это не самопал, а государственная. Вон этикетка есть, и пробка закатана.
– Ты читать умеешь? Смотри: кооператив «Зима».
– ???? …я ж хотел, как лучше… да и темно уже было…
– Скажи уж, что лень было из тапочек в ботинки влезать. Протянул дотемна.
– Так… и что с ней делать?
– Делай что хочешь. Я тебе всё сказал, – и на другой бок к стенке.
– Поставь пока, завтра разберёмся. Утро вечера мудренее, – посоветовал КИП-овец.
Встали поздно. Стоял тёплый весенний месяц март, но здесь, в сибирской глубинке, всё это ощущалось только в полдень. Ночью в вагоне топили, а минёр умудрился поставить бутылки с бражкой именно на батарею. Хорошо ещё, что топили не постоянно, а периодически, и лишь это спасло от неминуемого взрыва. Но критическая масса была уже достигнута, мутный алкоголь мощно давил на стенки сосуда согласно закону Паскаля – во все стороны. Это быстро сообразил заступающий «на дежурство» КИП-овец.
– Народ, подъём! Забьём «козлика» перед обедом, я домино принёс.
– Давай. Как играть будем?
– Механики против «люксов».
– А на что?
– На бражку. Кто «козёл», тот и пьёт.
– Может, наоборот?
– Можно и наоборот.
– Я ещё вчера сказал, что эту гадость пить не буду.
– Тогда не проигрывай!
– Или не выигрывай?
– Ладно. Поехали?
– Поехали.
Вагон опять затопили. Успеть бы! Сосчитали «рыбу».
– Ну, минёр, давай, – КИП-овец бережно протянул бутылку и складной ножик с открывашкой (пробка была закатана на совесть). От вздрагивания из мутной глубины бутылки на поверхность побежали упругие струйки пузырьков. Даже минёр заподозрил неладное.
– Мужики, она, кажется, того… и в стакан не нальёшь!
– Минёр! Кто же бражку пьёт стаканами! Бражку давно пьют «с горла», даже лондонские аристократы. Только ты не мямли, открыл – и сразу в рот… Понял?
–Понял, – минёр проникся решительностью и твердостью, как перед магическим словом «Пли!». «Живой центнер» вжался в угол, прибалт-управленец взмыл на верхнюю полку. КИП-овец хладнокровно сидел напротив и подавал команды.
– То-овсь…
– Есть товсь!
– Пли!!!
Минер с ловкостью театральной буфетчицы сковырнул пробку и с обречённостью человека, у которого «горят трубы», решительно сунул бутылку в рот. Всё происходило очень-очень быстро, и борьба длилась с полсекунды. За это время выражение лица минёра сменилось несколько раз: смелость и решительность уступили место недоумению, растерянности, а затем и панике; глаза полезли из орбит.
– Да брось ты её, – не выдержал слабонервный чистоплюй-прибалт.
– Ха-х! – минёр ошалело вырвал бутылку изо рта. Она была пуста! И тут из минера, как из знаменитого огнетушителя-пеногона «Эклер» полезла пена, изо всех щелей и отверстий, она извергалась, шипя; минёра раздирал кашель и вакуумировала икота. Остальные бешено хохотали до слёз, до остановки дыхания.
– Ой, не могу!!!
– Минёр!.. я… умру со смеху… вперёд тебя! Не… переживай!..
Немного успокоились, отдышались.
– Минер, ты только что выдержал взрыв в одну алкотонну, – подытожил КИП-овец, приходя в себя.
– Не, в ноль-пять, – заскромничал минёр. - А с остальными что делать?
– Я думаю, – рассудил КИП-овец, – самоуничтожением заниматься не надо. Мы ещё нужны Родине. А что, попробуем спугнуть вековую глушь и патриархальную тишь? Подводники-тихоокеанцы едут, как-никак…
Повозились и открыли окошко купе – у КИП-овца нашлись маленькие, но мощные пассатижи.
– Расчёт! К бою!
– Жаль, артиллеристов среди нас нет…
– Фигня, справимся. Готовы? Огонь!
Бабах!!! – раздалось в перестуке колёс.
– Откат нормальный!
Бабах!!! И так пять раз – от всей души по таёжной по глуши…
Забава удалась на славу. И, как ни странно, окончательно сплотила обитателей купе номер двенадцать вопреки всякой научной логике. Героем же дня стал, разумеется, минёр.
* из неизданного сборника "Не потонем!"
