Верите? Правильно.
Тогда скажем так: ни разу не стоял на посту номер один – у Боевого Знамени училища. Я б не смог торчать два часа, не шелохнувшись. Меня и не ставили. Боялись за Боевое Знамя.
Хотя, если исхитриться, то можно выспаться и стоя. Вот стоит, блестит бляхой – и спит. На груди автомат. Рожа суровая. Мужественная. А на самом деле спит. Главное – чтоб башка не отвалилась и не упала звонко на гладкий блестящий мраморный пол. Как они умудрялись голову не ронять – не знаю я. Сам не пробовал.
А на стеллаже со Знаменем всё равно сигнализация. К дежурному по училищу выведена, который в пяти метрах вот так же куняет, только сидя.
Зато меня всегда ставили на пост номер три. Гигантская территория. Учебные лаборатории, склады, кунги, заборы – всё это секретно, закрыто и опечатано. Есть где развернуться, есть где проявить себя. Я и проявлял пару раз. Как можно поймать корабль-нарушитель, стоя в карауле на береговом посту? Можно, братцы. Но об этом как-нибудь потом.
На третьем посту груз ответственности – вот он, аж к земле придавливает. Пока всё обойдешь, глядишь – полчаса и прошло.
Кто-то спросит: а на посту номер два? Там что? А там был склад боепитания. Это вам не Знамя, и не склад ОВИЛО, туда курсанта ставить нельзя. Там бабки-ВОХРушки с пистолетами ТТ стояли. Я как-то раз видел, как они стреляют в тире. Олимпийцы-пистолетчики отдыхают.
Но мы, кажись, собирались про Тима? Ага, про Тима. Поехали.
…Тим лениво потряс видавший виды военный фонарик, чтобы он загорелся, и тускло посветил на «гитарку». Печать в целости, хвостик-сопля торчит. Всё нормально. Не спеша отошёл за угол склада, достал начатую пачку «Золотого пляжа», воровато оглянулся и чиркнул спичкой. В ту же секунду за спиной он услышал шаги.
Мгновение – Тим сдёрнул с плеча автомат и щёлкнул предохранителем. Осторожно выглянул из-за угла. Прямо здесь – граница поста. Шаги стали звонче и уже напоминали стук, будто кто-то прогуливается в модных в те времена хиппейских пляжных сабо. Неожиданно охрипшим голосом Тим грозно выдавил в темноту:
– Стой! Кто идёт?!
Молчание. И – стук. Всё ближе. Прямо к складу ГСМ, а значит – диверсант, больше некому. Смерть и разрушения несущий.
– Стой, стрелять буду! – Тим отважно передёрнул затворную раму. Клацанье громом отдалось в ушах, на долю секунды заглушив зловещую поступь. Фонарь на столбе кисло освещал жёлтым конусом пятачок в пять метров диаметром. В этот пятачок, легонько постукивая копытцами, не спеша вошёл осёл. Ослик! Тьфу ты… Адреналин мгновенно улетучился.
Ослов в училище (конкретных непарнокопытных, а не ослов вообще) было два. Точнее говоря – ослиц. Или ослих? Их звали Машка и Светка. Ежедневно, в любую погоду, независимо от праздников и выходных, они исправно выполняли стандартную боевую задачу – вывозили пищевые отходы с камбуза на свинодром. Рядом с телегой обычно дефилировал специально выделенный для сопровождения матросик с кадровой роты. Если матросика почему-либо не было, ослицы без проблем доставляли жрачку свиньям самостоятельно, поскольку за годы вызубрили фарватер наизусть. В свободное время Машка и Светка без дела шлялись по необъятной территории, обгрызая пышную зелень газонов и розарий. Неухоженные копыта были загнуты вперёд и вверх, как тапки у Аладдина. Лет через пять после описываемых событий Светку застрелили в карауле при примерно схожих обстоятельствах.
В данный момент перед очами Тима находилась Машка. Грустные ослиные глаза располагали к философии и диалогу. Тим выкурил-таки сигаретку, почесал шершавый Машкин нос и сказал дружески:
– Ладно, чмо вислоухое. Фиг с тобой, пошли вместе.
И пошли – тибетские странники – по маршруту, согласно табелю постам, проверяя по пути замки и печати. Тим подойдёт к двери, посветит тусклым лучиком на слепок, и Машка тоже смотрит, убеждается... До смены оставалось минут сорок.
И тут Тима пронзила гениальная мысль: чего пешком ходить, аки дервиш, когда транспорт – вот он, рядом?
– А ну, Марья, стой так, – Тим забросил автомат за спину и лихо взгромоздился на покатую ослиную спину с упрямо выпирающими позвонками. Малость, конечно, непривычно без седла-то, а всё ж... Тем более что Тим верхом вообще никогда не ездил – что с седлом, что без. Взял автомат, как предписано Уставом – на грудь, легонько пришпорил пятками рысака, опустил воображаемое забрало и произнёс голосом Айвенго:
– Н-но, родёмая!
Теперь дело пошло веселее. Вновь испечённый Росинант быстро усёк особенности нового маршрута, и управлять им было просто. Машка возила Тима от объекта к объекту, останавливаясь точно перед нужными секретными дверями, а бдительный Тим, не слезая, проверял печати.
И вот, трусит, значит, Машка с этим рыцарем печального образа на спине от фонаря к фонарю, от склада к складу, как вдруг ржач из темноты – приглушённый и сдавленный, но всё же ржач. И обрывок фразы: «…ну Буцефал, мля!..» Тим пришпорил скакуна на звук и смело проорал во мрак предписанное «стой, кто идёт».
Это были не искатели Святого Грааля. Это были начальник (…к-ка!.. ха-ха!..) караула... с дежурным по... (ой, помру!) по учи... училищу... родному... Краснозвёздному...
Они оба – плюс сопровождающий караульный – дружно лежали в рядок на газоне и тихо дрыгали ногами. Ланселот-Тим озадаченно почесал в затылке, ловко спешился, перехватив автомат, и бодро доложил – благо рожу в темноте плохо видно:
– Товарищ капитан первого ранга, часовой третьего поста старшина второй статьи Тимченко. На посту – без замечаний.
И тогда они совсем задохнулись.
Сидеть бы Тиму на знаменитой севастопольской гауптвахте со всеми вытекающими, но развеселившийся дежурный по училищу хлопал себя по ляжкам, приседал и не унимался:
– Ну… едрёнть!… меня ещё никогда в жизни никто… так… не смешил! Гы-гы!.. Это ж надо же ж...
И ушли обратно в караулку, громко и неприлично фыркая в темноту. А Тим побрёл дальше – печати проверять. Уже пешком. Верная Машка печально постукивала копытцами чуть в стороне. В отличие от Тима, она тяжело переживала конфуз. Ослы – они ведь всё-всё-всё понимают, и извилин у них куда больше, чем, например, у кенгуру. И даже чем у некоторых бескопытных двуногих.
* из неизданного сборника "Макароны по-флотски"
©
