
Ночь. Темнота – хоть глаз выколи. Ни черта не видно.
Посреди ночи – кораблик. На мостике вахтенный офицер, два сигнальщика и рулевой; где-то внизу сидит метрист. А кораблик неторопливо чешет в ночь на своих семи узлах.
Впереди по левому борту внезапно обнаруживаются огни. Сигнальщики впериваются глазами в темноту: два топовых... зелёный бортовой...
– Судно слева сорок пять, идёт вправо, длина судна более пятидесяти метров!
– Метрист, пеленг-дистанцию до цели!
– Пеленг двести двадцать три, дистанция двадцать восемь кабельтовых.
– Есть, метрист.
Вахтенный офицер щёлкает секундомером. Выждав положенное время, снова орёт вниз:
– Метрист, пеленг-дистанцию до цели!
– Пеленг двести двадцать три, дистанция двадцать два!
Ракурс судна примерно ясен; на мостике наступает тревожная тишина, которую нарушает шёпот одного из сигнальщиков:
– Пеленг не меняется, дистанция сокращается...
– Сам знаю!
Вахтенный офицер лихорадочно определяет элементы движения цели на глаз (какой планшет в такую темень?); линия относительного движения ясна и без расчётов. Надо менять либо курс, либо скорость... потом до него вдруг доходит, что судно должно уступить дорогу.
– Пеленг двести двадцать три, дистанция восемнадцать!
– (свистящий шёпот) Должно уступить!..
– (тоже шёпотом) Да сам знаю!..
– (громко) Дистанция четырнадцать!
Похоже, и не думает уступать. Что за наглость? Влево ворочать нельзя, там опасные отличительные глубины; только вправо... или просто уменьшить ход? А если оно возьмёт и тоже подвернёт вправо? Вдруг они там вспомнят, что должны уступить, и подвернут? Чем они там думают вообще?!
– Дистанция одиннадцать кабельтовых, пеленг не меняется.
Чуня сжал рукоятки машинного телеграфа так, что из них потекло. Рулевой томно вздохнул, ожидая команды на изменение курса.
– Дистанция девять!
И в этот момент на судне вдруг загорелись два красных огня – по вертикали, один под другим. Сигнальщики завопили наперебой:
– Судно, лишённое возможности управляться!
– Да сам вижу! – зло процедил Чуня, то бишь вахтенный офицер.
Зловещую тишину нарушало только жужжание электромоторчиков, которые двигали модель ночного судна относительно макета мостика с торчащими на нём курсантиками, изображавшими рулевого, сигнальщиков, метриста и вахтенного офицера. Огни на «судне» зажигал мичман-лаборант, он же управлял движением модельки – и всё это по неслышным командам Кирпича (то бишь капитана первого ранга Кузнецова), принимавшего практический зачёт. Данные для метриста поступали из простенького аналогового вычислителя, рассчитывавшего относительное движение цели и кораблика с незадачливым вахтенным офицером. Всё это вместе называлось «прибор Казанцева в лаборатории кафедры Морской практики», модифицированный из тренажёра торпедной стрельбы. Курсантики издавна учатся на нём избегать столкновений с другими кораблями.
– Дистанция восемь кабельтовых, пеленг не меняется!
Когда останется три кабельтова, Кирпич прекратит мучения и за неизбежное столкновение вкатит «вахтенному офицеру» два шара. Его ехидная физиономия была заметна даже в темноте.
– Дистанция шесть кабельтовых!
– Ну-с? Что, Чуйков? А? Команду на руль и машины, наконец, дадим? Или будем сталкиваться?
Чуня промокнул вспотевший лоб – а, гори оно огнём, будь что будет! – и твёрдым голосом выдал в темноту аудитории:
– Срочное погружение! Товарищ капитан первого ранга, цель прошла над нами.
Слабый стук; это Кирпич что-то уронил на палубу. Наверное, челюсть. Вспыхнул свет.
Капитан первого ранга Кузнецов нагнулся, подобрал челюсть, затем не спеша подошёл к «мостику» с обалдевшим «экипажем», внимательно посмотрел Чуне в глаза и процедил:
– Три балла, Чуйков. За находчивость. Выныривайте и поплыли дальше. И таки да, специально для вас уточняю: вы не на подводной лодке, а на малом ракетном корабле, но фокус с открытием кингстонов тоже не пройдёт. Свет долой!
© 2018
(из ненапечатанного сборника "Макароны по-флотски")