Завязался у нас со Славой Svet_ych в последней теме о походе разговор о пиначевских медведях, сидящих на цепи. И я вспомнила один случай, о котором решила рассказать отдельно.
Случай этот произошёл около шести... может, семи лет назад. А начался с того, что моя подруга решила найти себе спутника жизни по интернету. Спутника она искала за границей и нашла достойного, как ей тогда казалось, претендента в Америке. (Ну, так получилось! К событиям последних времён этот пост никакого отношения не имеет, не пугайтесь:))) ). Переписывались они несколько месяцев, потом стали созваниваться, и, наконец, прекрасный красавец с синими глазами решил приехать в гости на Камчатку для личного, так сказать, знакомства с будущей невестой.
Подруга встретила гостя, как у нас принято, хлебом-солью и большой развлекательной программой. И вот в рамках этой самой программы мы предложили этого синеглазого сердцееда свозить на сплав. Такой сплав получился, что его и вспоминать не хотелось, если честно. Но, вот вспомнила об одном событии, и воспоминания одно за другим стали всплывать в памяти...
Чарли был заядлым рыбаком, но не взял своих удочек и спиннингов. Он решил, что его снасти не подойдут для нашей рыбы. Как на грех, у нашего вечного руководителя сплавов взломали гараж, где хранилась вся его амуниция и наградной спиннинг моего деда, который он получил за самую большую чавычу. Потому пришлось брать то, что нашли. Чарли назвал это одним словом: «Shit». И не поймали мы ни одной рыбины в тот раз, как назло! Хотя не было случая, чтобы мы со сплава пришли без единого хвоста…
Пороги были на «единичку с плюсом», и мы прошли их прекрасно, даже носы не намочив, а нам хотелось драйва!
– Экстрим, экстрим, экстрим! – скандировали мы весело.
– Ах, экстрима вам захотелось? – разозлился Кир, и махнул веслом.
Мы тут же налетели на шеверочку и на глазах изумлённых гидов, стоящих на берегу в десяти метрах от нас, пропороли себе борт об острый камень. Событие само по себе не опасное, но весьма позорное даже без свидетелей, а на глазах у профи – позорное вдвойне. Быстро причаливая к берегу, предупредили всех: плот покидать по команде. Чарли сказал: «Я знаю!». Но, когда мы начали по порядку покидать ПСНчик, американец, сидевший дальше всех от берега, решил не дожидаться и прыгнул в воду, зацепился ногой за леер и нырнул вниз головой. «Химдым» (это такой костюм химзащиты, резиновый с припаянными внизу калошами), надетый нами на Чарли из большой заботы, дабы дорогой гость не промочил на порогах свои ноги в кроссовках, моментально превратился в поплавок и не давал бедолаге вынырнуть, держа его ногами над водой. «Щед!!! Фааак!» – только и успел сказать вынырнувший Чарли и снова скрылся под водой, показав нам надутые ноги. Длилось это, конечно, несколько секунд, пока мы скачками неслись к нему и выдергивали американского жениха из воды, но, думаю, (нет, судя по его охреневшим глазам, твёрдо уверена) он запомнил этот момент на всю жизнь.
В лагере стояла большая организованная туристическая группа с гидами. Там мы заклеились, переодели нашего иностранца и отведали ухи из нерки, чего нам Чарли не мог простить до конца сплава, а ещё больше того, что он увидел в лагере точно такие же спиннинги, которые он оставил дома.
Зато в этот сплав мы увидели столько медведей, сколько не видели за все сплавы до этого, вместе взятые. Вдоль берега то и дело шли матухи с детками. С одним, двумя, и даже одна была с тремя медвежатами. Всего увидели семь медведиц. Они шли вдоль уже хорошо протоптанной тропы прямо у кромки воды и высматривали рыбу. Конечно, при приближении нашего плота они шустро улепётывали. Все мы были в полном восторге.
На ночёвку встали в каком-то сыром месте (места для ночёвок – это вообще больное место Кира)) ) и там, наконец, расслабились, посидели у костра. Любопытный разговор у меня с Чарли вышел по поводу шашлыка. На шашлык мы купили мороженые «ножки Буша», куриные окорочка, поставлявшиеся нам тогда из США. Дома я порубила их на достаточно крупные части и замариновала в соевом соусе с приправами. Сидим, уплетаем шашлык.
– Что это? – спрашивает меня Чарли.
– Курица, – говорю.
– Но, но. Я знаю, что такое курица! (Чарли, кстати, вообще всё знал, эту фразу можно было услышать от него по любому поводу). У моей бабушки куриная ферма, я знаю вкус курицы с детства!
Вспоминая весь свой словарный запас, я стала объяснять ему, что это курица, которую мы получаем от них, американцев, что называем этот продукт в народе «ножками Буша», и что это точно курица.
Но Чарли стоял на своём:
– Нет! Это птица. Да. Очень вкусная птица. Да! НО ЭТО НЕ КУРИЦА!!!
Вот и думайте, чем они нас кормили столько лет…
И вот сплавляемся второй день по Малкинской Быстрой. Основные приключения позади. Мирно плывём, обруливая редкие заломы. За бортом мелкая морось и дикий колотун. Весь алкоголь (который мы берём с собой всегда в небольших количествах для согрева) прошлым вечером выпил гость. Все замёрзли и хотят водки или тёплой батареи. И вот тогда, случилось то, из-за чего я собственно и вспомнила эту историю…
Выруливая из-за очередного поворота, мы вдруг услышали страшный, дикий вой. Нет, не вой. Это был плач. Дикий, полный боли, безнадёжности и страдания, душераздирающий плач. Мы застыли с вёслами в руках. Это был медведь. Судя по всему – медведь, попавший в петлю. Я никогда, никогда в жизни своей ни до, ни после не слышала более ужасного звука. Течение вдруг стало невыносимо медленным; медведь рыдал и рыдал, не останавливаясь ни на секунду. Он его плача кровь стыла в венах! Несмотря на то, что звук был очень громким, было ясно, что зверь попался в ловушку относительно далеко от берега. Наш ПСН медленно плыл по середине реки.
– Почему он кричит?! Почему?
Кир стал объяснять ему, что есть такой жестокий способ охоты на медведя, называется «петля». Животное лезет за приманкой и попадает лапой в петлю из стального троса. Обычно охотник находится где-то в засаде и тут же добивает зверя, иначе его ждут жестокие мучения. Но известны случаи, когда медведь, попавший в оставленную петлю, отгрызал себе лапу, чтобы спастись…
– Почему мы плывем дальше?! Нам нужно его спасать!
– Каким образом мы спасём его, Чарли?! – спросила я.
– Как – «каким»?! Нужно найти его, позвонить в лесоохрану и передать координаты!
– Да как ты узнаешь координаты-то? У нас нет GPS! Как ты позвонишь? Здесь связь не берёт, только спутниковая, а спутникового телефона – нет!
– Значит, нужно остаться кому-то и ждать, когда придёт помощь, которую вызовут остальные!
– Да как ты будешь ждать-то?! Без еды, без оружия; здесь полно зверья, а до ближайшей дороги несколько дней пешком! И ещё целый день плыть по реке!
Мы не могли объяснить ему, что невозможно точно объяснить инспекторам, где это было, что для нас сейчас невозможно помочь этому животному, что никто из инспекторов не кинется его спасать, а если кинется, то всё равно не успеет…
– А я сидел однажды у такого медведя три дня в природном парке, пока не пришли спасатели... – с горечью сказал американец.
И я подумала тогда, в каких нереально разных мирах мы живём с этим синеглазым человеком…
Медведь плакал. Казалось, он в плаче рассказывает всю свою боль, всю свою жизнь. Мы медленно уплывали, и звук становился всё тише и тише, пока не умолк совсем. Но потом ещё долго-долго он звучал у нас в голове. Было очень больно. Сердце болело, слёзы текли ручьём. Но мы ничего не могли поделать.
Только сутки спустя мы смогли позвонить в лесоохрану и дать очень приблизительные координаты кошмарного места. По потухшему голосу принявшего звонок было ясно, спасать никто не побежит…
=======
В комментах там сразу:
mavi3: Интересная история. Да уж, действительно, разные у нас миры. А подружка вышла замуж за него?
sekret_feniksa: Нет. Не вышла. Он оказался гадёнышем первостатейным.
А я комментировать не буду, хотя есть что сказать, причём сразу по нескольким направлениям. Не буду, и всё.