С чем и поздравляю всё пишущее братство, всех графоманов, к коим имею радость себя причислять. Особенно тех, кто пишет про море, про флот, про моряков, паруса и ветер...
А в подарок - держите, от Макса Токарева ©
БАЛТИЙСКАЯ БЫЛЬ *
Здравствуйте, дорогие ребята и уважаемые товарищи взрослые. Я скажу честно: те, кто посчитает данный рассказ плодом больной фантазии, шизофрении или белой горячки – разубеждать не буду. Но после достаточно долгих мучений понял: рассказать хоть как-то надо. Смешно, скорее всего, не будет. Так что если кому-то из вас, друзья, неинтересно читать несмешную непроверяемую документально повесть, то лучше не надо.
Для остальных – я не буду клясться и божиться. Возможно, мне это всё действительно показалось. Единственно, что я знаю наверняка – ни до, ни после со мной ничего такого не было. Это совершенно точно. Нужно это кому-то из вас или нет – решайте сами, но я лично больше с этой историей один на один жить не могу. Да и не хочу. Надеюсь, вы мне это простите.
Началось всё так, как я уже однажды описывал: был сильный туман, мягко плывущий внутри ранней балтийской осени, было спокойное ночное море, и был буднично-деловитый в своей невыспанной красноглазости ПСКР, который вёз меня на замену начальника поста технического наблюдения на один из островов.
Странное ощущение: когда в ночном тумане с дрейфующего кораблика спускается моторный катер, кажется, что воды вокруг – ровно на большую городскую лужу, а там, за пределами тумана, твёрдая поверхность, земля, по которой можно уверенно идти. Поэтому кораблик воспринимается неким ночным автобусом с желтоватыми окнами, подошедшим к заметённой пургой остановке на просёлочной дороге – и ты с него сходишь в ночь, в другой мир, другое измерение. Внутри всё явно подчёркнуто мягкими тенями, светятся приборы, гудят движки, посвистывает и поскрипывает аппаратура, слышны голоса... вовне всё тонет в белом молоке сверху и чёрной воде снизу.
Катер вёз на остров не только меня: несколько мешков цемента для ремонта кубриков, какие-то вещи, продукты... не помню. Помню выражение лица штурмана, моего одногодка, в профиль над картой, в полутьме.
– В тумане к пирсу... нет, товарищ командир. Пусть идут к мысу, там над прибрежными камышами туман всегда реже, землю хорошо видно.
– Куда?
– Вот к этому мысу. Ну... там протащите «чирок» через камыши...
– Без проблем. Я здесь гость, мыс так мыс...
Пологий песчаный мыс на северной оконечности, чуть на запад от маяка. Название мыса я на карте не прочитал. Во всяком случае, я его тогда не выделил вниманием и не запомнил.
И ещё одно странное ощущение, оставшееся ещё с дальних походов и южных морей – когда ты ночью в тумане очень близок к воде, кажется, что вокруг – огромный океан, и на тысячи миль нет ничего, за что мог бы зацепиться глаз. Только звёзды, которые сегодня не видны...
Берег, невзирая на посулы штурмана, выехал из тумана резко, я едва успел скомандовать «стоп» рулевому. Открывшаяся мне картина – высокий камыш, растущий прямо из тумана, над ним седая проседь дымки и ещё выше огромные чёрные кроны плотного-плотного леса, и сквозь всё это – лёгкий, почти незаметный, но уверенный в себе ветерок вдоль берега. Крик какой-то птицы. Лишь много позже, начав изучать психологию, я понял, что чувствовали древние, описывая берега Леты или Стикса. Вот примерно такой же длинный, гулкий, протяжный вой архетипов из немыслимой глубины естества я тогда и ощутил каждой клеточкой, продолжая всматриваться в надвигающийся на нас ночной остров.
Однако, не желая быть заподозренным бойцами в обычном для молодого офицера ступоре несоответствия между желанием что-то скомандовать и непониманием, что же именно нужно скомандовать, я просто спрыгнул в воду (по эти самые дела, которые канделябры) и махнул рукой матросам – мол, приехали, потащили «чирок» на пляж. Оглянулся на стену тумана там, где остались корабль и привычная мне вселенная, буднично поправил пилотку, опять взглянул вперёд...
И застыл на месте.
Прямо у береговой черты, не доходя двух шагов до уреза воды, на песке стоял человек. Зрительная память обычно не подводит меня, и я опять вижу: кожаный шлем с очками военного лётчика тридцатых годов, планшет на бедре, сапоги и наполовину чёрное лицо – как будто покрытое не то маскировочной краской, не то запёкшейся кровью. Средний рост, широкие скулы, большой нос. В общем-то, в смятении я сделал что-то типа взмаха рукой, обратным движением вытирая мокрой ладонью глаза и лицо.
НИКОГО!
Здесь, вот только что здесь стоял человек. А теперь его нет.
Если бы не разговоры бойцов, толкающих катер, я бы подумал, что я сплю, ущипнул бы себя за руку или что-то в этом роде. Но я не спал. И как только я понял, что потом мне придётся искать объяснение этому видению, из леса стрельнул одинокий луч ФАСа, потом второй, и на мыс из чащи стали выходить люди – начальник поста в кожаном реглане, с радиостанцией и каким-то портфельчиком, старшина, несколько матросов. Им по УКВ с корабля сообщили, что мы пошли на мыс, и поэтому они слегка запоздали. Внимательно разглядев Серёгу, штатного начальника поста, на котором не было, естественно, никакого шлема с очками и маскировочной раскраски, я пришел к однозначному выводу: прямо сейчас, по прибытии, завалиться спать, а все приёмы дел – уже завтра... Сказано – сделано.
Следующий сюрприз остров преподнёс мне на следующее хмурое утро.
Позавтракав и перекурив, я не стал дожидаться, пока Серёга разведёт народ на работы, и пошёл на пост дежурного осматриваться и осваиваться. И первый же объект внимания – большая карта-планшет острова – тут же резко выдернул этот вчерашний эпизод, который я уже согласился считать глюком усталой психики, обратно: я высаживался на мыс, носящий мою фамилию!!!
– А кто это, этот Токарев? – спросил я дежурного старшину.
– Не знаю, тащ старшлетенант, – оттарабанил тот. – Герой какой-то. Это вам надо у маячников спросить.
М-да. Я не большой любитель Стивена Кинга, но после сопоставления факта и давешнего видения мне стало немножко не по себе.
Однако служба есть служба. Сергей передал мне дела, пост, технику, оружие и личный состав, а вместе со всем этим – очень толкового, хоть и молодого, старшину Юрика, выросшего в тайге и, по большому счёту, бывшего в состоянии рулить постом самостоятельно, с минимальным моим участием, и явно к этому стремившегося, хотя и подчёркнуто вежливого.
– Юра, – сказал я в тот же вечер. – Есть ли на посту такие дела, которые ты не можешь делать без меня?
– Книгу службы подписывать и приказ зачитывать – не могу, не положено.
– Да это ерунда. Я имею в виду – есть у тебя проблемы с бойцами, и есть ли техника, которая дышит кое-как и не имеет ЗИПа?
– Ну... такого, вроде, нет.
– Тогда давай, дорогой, так: я всё это проверю в течении недели, сделаю пару-тройку учений, всё такое... А ежедневной охраной границы будешь руководить ты – и пока ты не попросишь, я слова не скажу. Идёт?
– Спасибо, тащ старший лейтенант... за доверие.
– Знаешь, так как я иронии не увидел и не услышал, то договорились.
Таким вот образом я и обрёл некоторую возможность выяснить (пишу, а у самого горло сжимает) – а кого же это я видел на пологом песчаном мысу одного балтийского острова туманной осенней ночью тыща девятьсот девяносто такого-то года?
У одного из маячников, ещё не старого, добродушного и очень толстого Федотыча, я оказался парой дней позже. Познакомившись с хозяйством, поцокав-повздыхав, оглядывая летний охотничий домик бывшего главкома ВМФ, собственно сам маяк (очень старый) и коттедж служителей (очень навороченный), и засев за «знакомственным» столом, я как бы невзначай и спросил:
– Федотыч, а чего этот мыс так называется? Фамилия, я имею в виду.
– Ты знаешь, – пожал плечами маячник, – разное говорят. Тут был аэродром во время войны – постоянно никто не базировался, но иногда садились-взлетали. Это называется, – он поучительно поднял палец, – аэродром подскока. Так вот, не долетел до него как-то самолёт подбитый наш, зацепился за деревья и упал на этом вот мысу. А лётчика не нашли – то ли выпрыгнуть успел, то ли сгорел. Документы нашли – ну, фамилия откуда – партбилет, что ли. А самого нету. Ну, по документу и назвали – мыс такого-то. А что?
– Да ничего, так просто, – хотя в голове у меня словно родилась сверхновая, я сделал вроде бы лицо отсутствующего интереса. – Фамилия та же, что и у меня.
– А-а-а-а.... Бывает. А ты вообще надолго к нам?
Так, беседуя, я и застал вечер. Что и говорить, ночная дорога с маяка на пост (между двумя единственными обитаемыми точками острова) МИМО этого мыса ничего особенно приятного мне не обещала. Но... а ля гер?... а ля хер.
Натянув на улице реглан, я переломил обрез (у Юрика при стрельбе патронами самопальной набивки разорвало ствол, так что теперь это был обрез вертикалки двенадцатого калибра) и вставил в нижний ствол жакан. Стало чуть веселее. Передо мной лежала ночь, наполненная шелестом крыльев ночных птиц, туманом и высоченным лесом и, возможно, каким-то человеком в кожаном шлеме. Погибшим в этих краях полвека назад моим однофамильцем...
Я шёл и было жутко. Вокруг в лесу не было крыльев, и плотно, ощутимо, в полной готовности взорваться веткой под ногой, шагом или кашлем, звенела тишина.
Но ничего не случилось. Ночью на маяк запускать им дизель бегали трое моих мотористов – давно служащие здесь парни, вроде бы, никаких людей в шлемах не встречали, опасений не высказывали и вообще, начни я агитировать за свои страхи, покрутили бы пальцем у виска.
Так прошла неделя. Забот хватало; мы на всякий случай провели учения по отражению десанта на пост со стороны моря – с занятием огневых позиций и ДОТов. Пост по личному составу – фактически застава, только без автопарка и кинолога. Поэтому два ПК, два РПГ-7 и двадцать пять автоматов, как свидетельствовал полувековой же давности опыт соседнего островка, могли бы сдержать весьма солидный десант, до роты включительно. Интересно было то, что бойцы раз десять спросили – «тащ командир, а вот интересно – кто нас сюда захватывать придёт?» «Для хорошего военного, – говорил тогда я, – существуют стандартные ответы, исчерпывающие ситуацию – на «кто? где? когда?»: «враг», «где прикажут», «своевременно». Ваше дело, Петров – стрелять из пулемёта. Ваше, Анисимов – уничтожить секретные документы и поддерживать связь на переносных станциях; ваше, Ильясов... не потерять штык-нож», – тем не менее, сквозь общий смех пробивалась явная натянутость ситуации, которая, впрочем, была ясна и мне самому...
продолжение
* из ненапечатанного сборника "У зелёной черты на мокрой воде"