– Таки шо ви имеете сказать, уважаемые? Ваше слово, отец Мефодий, и шоби я так жил, как ви нам сейчас захочите удивить.
Поп Мефодий с достоинством поднял свои карты и неспешно разложил их по мастям. Потом зычно объявил хорошо поставленным баритоном:
– Один аз есмь, братие, ибо сказано: «Кто раз воздерзаше, не уподоблю того седадло лукавому подставляше».
– Уважаемый Бабай-мурза, шо там за ваше мнение?
– Угодно было Аллаху явить слуге своему знамение, к терпению призывающее, – отозвался мулла Бабай-мурза. – Пас, почтенные, и да ниспошлёт попу Всевышний пару малок не в масть.
– Таки цвай... пара нас, – подхватил раввин и подтолкнул прикуп попу. – Берите, уважаемый, как себе положил, шоб вам так пригодилось, как папуасу нужен калькулятор...
Мефодий осенил прикуп крестным знамением, поднял карты и добавил их в «веер».
– Индо присовокупилось, аки херувим на лету опорожняшеся, – проворчал он. – Да и в лик вражий не метнёше, ибо троицей нынче расписаше... Ну, не оставит Вседержатель раба сваго вернаго в битве лютой во славу Его. Вот этих, яко семя сатанинское, изгоняше из рядов правых... Яко речётся – изыди в снос!
Поп сбросил две карты и решился:
– Прости мя грешного, отче наш, ибо имя поганое града антихристоваго нынче объявляше, супостатов вистующих дабы в тьму египетскую вгоняше, где за висты безбожные лики свои они понеже расшибаши!
– Вах, достойно сказано, Аллах мне свидетель, – заметил мулла Бабай-мурза. – Ополчусь, однако, на неверного изо всех сил, не в обиду почтенному попу будет сказано.
– Поддержу, уважаемый мулла, – заключил ребе Соломон. – Как написано в Талмуде: где доброму гою раздолье, там и честному еврею не грех развернуться. Таки постоим. А шо, нас спросили, я вам заявляю? Таки нас заставили, на минуточку...
...Бабай-мурза осторожно положил трефовую даму на поповскую восьмёрку.
– Ты пошто ж из-под девы обнажённой о прошлый ход тузоваше, супостат?!
Мефодий в сердцах стукнул по столу пудовым кулачищем.
– Мало вы крови христианской проливаше?! Али ты сраму не имешь?!
– Шайтан попутал, не видать мне мечетей Мекки! – сокрушённо покачал головой мулла. – Как за руку дёрнул, уважаемый Мефодий... чтоб ему, отверженному, печать Сулеймана колом огненным в тыловое присутствие.
– А карте – место! Таки об чём ви ссоритесь, уважаемые? – довольно заулыбался раввин, накрывая муллову даму королём. – Как там, в Талмуде: «кесарю – кесарево», или второй король не взятка?! Или ещё как взятка!
– Кесарево, речешь, ребе Соломон? – поп кровожадно посмотрел на живот Бабай-мурзы. – Ох, как бы басурману не доиграше до кесароваго... усекновения! Альбо камо ты, ирод очалмлённый, в деву беззащитную грядеши?! Сказано же: «убо кто втораго царя ворогу наиграше, воздам тому сторицею канделяберной!»...
...Соломон скептически поглядел на свои карты, потом на лица партнёров и тяжело вздохнул:
– Ах, если бы дал Он мине мудрости зрить сквозь покровы, не жил бы народ мой в Черте Осёдлости... Что за напасть такая, а? И тут дыра, и там недобор.. Шоб я так знал, какое испытание Он приготовил мине, несчастному... Так ви говорите, осьмица первых, уважаемый Мeфодий? Так ви отвечаете, восемь вторых, уважаемый Бабай-мурза? И где ви там видите такое богатство, шоб я так мучился бессонницей, как ви недостатком самомнения.. Ой-вэй, шо же мине таки вам возразить? Или я не вижу тут хорошей игры!
– Ну же, ребе, не тяните! – подбодрил раввина Мефодий. – Изреките уже глагол дивный, в изумление нас повергаше, поелику зело борзо терпение наше истощаше! Ну? Ничтоже сумняшеся, ребе!
– Вэй! Ви таки хочете мой смерти, уважаемый Мефодий! Шо ви так торопитесь, словно я застрявший в дупле антихрист, а ви – перебравший святой воды Георгий Победоносец? Ничтоже, говорите? – раввин закрыл глаза и решительно кивнул. – Ничтожее некуда. Ну, таки... мизэр...
– Вах, достойно сказано, почтенный ребе! – хлопнул в ладоши мулла. – Как написано в Коране: «если гора не идёт к Магомету, то волей Аллаха идёт она к Аврааму, и да не положат небеса ей предела». Играйте, почтенный!
– Негоже доброму христианину чужой мизер перебиваше, – прогудел поп Мефодий, – а должно пробрешину отловише и без счёту взяток возомнившему напихаше! Пас аки святой Спас я, братие...
...Мулла испытующе посмотрел на попа и ехидно осведомился:
– Значит, полагаете, почтенный Мефодий, пробрано довольно, и угодно нынче Аллаху, чтобы, сомнения отринув, обрушились мы на волхва егудейского со всей мощью духа просвещённого?
– Нынче угодно Небу, – поп воздел два перста и огладил бороду, – дабы во славу чад Его прицепише мы раввину, света истинного не вкусившему, исчадие ума дерзкаго святотатцев Черепановых, прости Господь души их заблудшие! Посему, брат мой, аще во мраке поганинском заблудаше, мы не вкусившему ныне семёрочку сермяжную и втемяше!
Он торжественно возложил пиковую семёрку на зелёное сукно и провозгласил:
– Гребите, ребе, гребите! И, как апостол изрекаше, «вовек не оскудеть руце дающей», поелику взопрели вам взяточки, числом пять радостным, аки озимые на ниве прилежной...
– Ой, таки травят народ мой назеряне вкупе с вавилонянами, – запричитал Соломон. – Ай, не пожалели седин моих...
Он неспешно вытащил карту и дрожащей рукой положил её на поповскую семёрку.
– Вэй, всё норовят обобрать бедного еврея...
Раввин замер на пару секунд, потом медленно перевернул карту и аккуратно подсунул её под семёрку.
– Туз бубновый! – ахнул Бабай-мурза. – Воистину, сурово карает Аллах гордыню нашу, вопреки смыслу здравому выше сомнения уместного вознесённую! Он же голого туза оставил, сожри и выдели меня ишак, чтобы валялся я на обочине пути караванного в виде немого укора доверчивости моей! Батюшка, а батюшка? Кто кричал – «али ты, шаман басурманский, откровению высшему не доверяше»? Кто тут патлами потрясаше... тьфу, шайтан!.. потрясал, подобно верблюду дикому, которому под хвост колючка пустынная вонзилась? Кто божился, что насквозь видит «этот народ, осторожностью сурка полевого превосходяше»?! Угадал ты, неверный? Угадал, о позор племени рясорядцев, лишь по доброте Аллаха существующий, чтобы живым примером скудоумия служить?!
– А ты мне тут намазы свои богомерзкие не завываше! – взвился Мефодий и потряс перед носом муллы кулаком. – Неисповедимы пути Провидения, и недоступны смертному промыслы божьи! Видать, угодно было Небу покарать мой союз с тем, кто веру басурманскую исповедаше! А коли ты о себе много возомнише и на служителя Господа нашего возбухаше, так я тебя в бубен твой шаманский живо набатом гулким угомонише!
– Уважаемые, уважаемые! – раввин Соломон положил руки на плечи разбушевавшихся партнёров. – Таки не будем воевать за давно ушедший поезд. Или ми не хочим знать за конечный результат? Потому что ми разошлись по нулям, и не есть мне уши этого паршивца Амана в светлый праздник Пурим, если это не есть таки явление мудрости Его.
– Воистину, мудрость Его превосходит человеческую так же, как океан превосходит лужу, оставшуюся после дождя в следе верблюжьего копыта, – кивнул мулла Бабай-мурза.
– Мудрость Его осеняше мироздание подобно сиянию светила, яко над всеми небесными светилами многократно преобладаше, – внёс свою лепту и отец Мефодий.
– На этом и завершим наш сегодняшний диспут, уважаемые! – подвёл итог Соломон. – Так или ми продолжим в грядущий чертверг?
– Или! – в унисон подтвердили мулла и поп.
Сия сказка прелестная нагло потырена у Семьдесят седьмой сволочи, а он, в свою очередь, у Ядовитого Много-Борья, кое, по-видимому, автором и является.